«Добродетель приведет тебя к счастью».

Она записывает все возможные варианты: «Добродетель приведет тебя к несчастью».

— Слишком просто, — говорит она себе.

«Добродетель приведет к счастью если не тебя, то твоих друзей».

— Уже лучше, но недостаточно порочно. Дай-ка еще подумаю.

«Твое счастье приведет других к поспешному выводу, что ты добродетелен».

— О, вот это хорошо, нужно проверить на завтрашнем приеме.

Это очень старательная леди. Просто чувствуешь, что при наличии хороших советчиков она могла бы принести пользу миру.

Также там присутствует бесчестный старый пэр, он рассказывает сомнительные истории, но в душе очень добрый; и некий персонаж, настолько грубый, что задаешься вопросом — кто ж его пригласил?

Подчас там присутствуют вульгарная девушка и священник, он отводит героиню в сторону и вразумляет ее, приправляя свои речи эпиграммами. Болтовня этих людей представляет собой смесь лорда Честерфилда и Оливера Уэнделла Холмса [29] , Гейне, Вольтера, мадам де Сталь и почившего в бозе Дж. Г. Байрона.

— Шут их знает, как это у них получается, — однажды сказала своей приятельнице в мюзик-холле некая дородная леди во время представления талантливой группы, именующей себя «Бескостные чудеса вселенной».

В кратком изложении еще добавлено, что: «Урсула Барт, очаровательная и простодушная молодая американская девушка с неуловимым выражением лица, впервые знакомится с лондонским высшим обществом».

Тут перед вами неделя никому не нужной работы автора, сведенной к основному. Она молодая. Вряд ли кто-то ожидает пожилую героиню. Без «молодой» вполне можно было обойтись, в особенности если учесть, что нам сказано — это девушка. Но может быть, это придирки? Существуют молодые девушки и старые девы. Возможно, даже лучше сразу обозначить черное и белое. Она молодая. Она молодая девушка-американка. В английской беллетристике существует всего одна молодая девушка-американка. Мы наизусть знаем все чуждые условности поступки, которые ей доведется совершить, поразительно оригинальные речи, которые она будет вести, светлые поучительные мысли, которые осенят ее, когда она, облаченная в свободное платье из мягкой облегающей ткани, будет сидеть у камина в уединении своей комнаты.

В довершение образа у нее «неуловимое выражение лица». Дни, когда мы составляли список «отличительных черт» героини, давно прошли. Раньше это было возможно. Человек за все время своей карьеры писал, может быть, с полудюжины романов. Он мог описать хмурую девушку в первом, легкомысленную во втором, веселую в третьем и привлечь вас чем-нибудь величавым в четвертом. А для оставшихся двух поехать за границу. В наши дни, когда человек выпускает роман и шесть коротких рассказов в год, от описаний приходится отказаться. Писатель тут не виноват — не так уж велико разнообразие.

Раньше мы представляли ее так: «Вообрази себе, дорогой читатель, изысканное грациозное создание ростом пять футов три дюйма. У нее золотистые волосы того особенного оттенка…»

Дальше идут указания, помогающие читателю самому во всем разобраться. Ему следовало налить некое определенное вино в определенный бокал и посмотреть на него при определенном свете. Или встать в пять часов мартовского утра и отправиться в лес. Таким образом он мог, к своему удовлетворению, понять, какого именно золотистого оттенка волосы у героини. А если это был читатель беспечный и ленивый, он мог сберечь себе время и, не утруждаясь, поверить автору на слово. Многие так и поступали.

«Ее глаза!» Они неизменно были глубокими и ясными. Им приходилось быть весьма глубокими, чтобы хранить в себе всякую всячину, которая в них попадала: солнце и тени, лукавство, неожиданные возможности, различные чувства, странные необузданные томления. Все то, чему мы не могли подобрать подходящего места, следовало прятать в глаза.

«Ее носик!» Прочитав описание, вы могли бы вылепить его сами, купив на пенни замазки.

«Ее лоб!» Лоб всегда был «низким и широким». Не знаю, почему всегда низким. Может быть, потому, что умная героиня не пользовалась популярностью. Собственно, я сомневаюсь, что она стала бы популярной нынче. Боюсь, безмозглая кукла еще много лет будет мужским идеалом женщины — и женским идеалом самой себя.

«Ее подбородок!» В подбородке допускалось совсем небольшое разнообразие. Ему полагалось быть слегка пикантным и иметь хотя бы намек на ямочку.

Чтобы правильно разобраться в цвете ее лица, вам следовало обеспечить у себя дома целый набор разных фруктов и цветов. Существуют времена года, когда добросовестному читателю трудно достоверно выяснить, какой у героини цвет лица. Возможно, именно с этой целью в прежние времена повсюду на столах культурных людей стояли восковые цветы и фрукты, накрытые стеклянными колпаками, чтобы уберечь от пыли.

В наши дни мы довольствуемся (я склонен думать, что и читатели тоже) тем, что описываем ее несколькими дерзкими мазками. Говорим, что стоит ей войти в комнату, и на ум тотчас же приходят мысли о старинном парке и начинают звенеть далекие колокольчики. Или что с ее появлением возникает аромат штокрозы и чабреца. Вообще-то я не думаю, что штокроза пахнет, но это мелочь, из-за которой мы не беспокоимся. В случае если девушка проста, безыскусна и любит домашний уют, не вижу, почему бы нам не позаимствовать для нее выражение лица мистера Пиквика и не описать ее, сказав, что она всегда привносит с собой легкий аромат отбивных и томатного соуса.

Если мы хотим добиться особой точности, то упоминаем, как сделал данный автор, что у нее «неуловимое выражение лица» или всепроникающий аромат. Или говорим, что она представляет собой средоточие загадочности и неуловимых оттенков.

Но сейчас не принято слишком пристально вглядываться в детали. Один мой мудрый друг, хорошо знающий свое дело, неизменно описывает героя в самых туманных выражениях. Он даже не сообщит вам, высок мужчина или он коротышка, гладко выбрит или бородат.

«Пусть он будет славным малым, — вот его совет. — И пусть каждая читательница представляет его себе, как подходящего именно ей мужчину. Тогда все, что он скажет или сделает, будет для нее важным. Она уж позаботится, чтобы не пропустить ни словечка».

По этой же причине он следит за тем, чтобы в его героине было что-нибудь от любой девушки на свете. В общем и целом она является чем-то средним между Ромолой и Дорой Копперфилд. Его романы пользуются огромным успехом! Женщины говорят, что мужчины у него получаются, как живые, но в женщинах он разбирается мало. Мужчинам нравятся его женщины, но они считают, что изображенные им мужчины глупы.

Про еще одного знаменитого автора все мои знакомые женщины в один голос говорят, что перехвалить его невозможно. Они утверждают, что он поразительно разбирается в женской психологии. Его понимание, его проницательность кажутся почти сверхъестественными. Решив, что это пойдет мне на пользу, я обстоятельно изучил его книги и заметил, что в них все женщины без исключения — очаровательные блестящие создания, обладающие тонким умом леди Уортли Монтегю и мудростью Джордж Элиот. Не все они положительные, но все до единой умны и обворожительны. И я пришел к выводу, что леди-критики правы: он действительно понимает женщин. Но вернемся к нашему краткому содержанию.

Как выяснилось, вторая глава переносит нас в Йоркшир, где «Бэзил Лонглит, типичный молодой англичанин, недавно вернулся из колледжа домой и поселился там со своей вдовствующей матерью и двумя сестрами. У них чудесная семья».

Скольких сложностей избежали автор и читатель. «Типичный молодой англичанин»! Автор, наверное, скрупулезно написал не меньше пяти страниц, но три слова помощника редактора куда ярче представили мне героя. Я просто вижу, как он весь сияет после воды и мыла. Вижу его ясные голубые глаза, белокурые тугие завитки; природная кудрявость сильно раздражает его самого, но привлекает окружающих. Вижу открытую улыбку победителя. Он «недавно вернулся домой из колледжа». Это говорит мне, что он первоклассный игрок в крикет; первоклассный гребец; несравненный хавбек; плавает, как капитан Уэбб; он в числе лучших игроков в теннис; его удар с полулета в пинг-понге отразить не удалось никому. Но это почти ничего не говорит мне о его умственных способностях. В его описании, как «типичного молодого англичанина», недостает информации именно по этому вопросу. Остается предположить, что у американской девушки с «неуловимым выражением лица» их хватит на двоих.

вернуться

29

Американский врач, поэт и писатель (1809–1894).